Фото: DPA/ ТАСС
Ситуация с коронавирусом в России изменится к лучшему, возможно, через два-три месяца. Такой прогноз на встрече с представителями предпринимательского сообщества в Ново-Огареве 26 марта дал Владимир Путин.
Глава государства отметил, что чем эффективнее и жестче будут принимаемые из-за коронавируса меры, тем меньше они продлятся.
Но пока смертоносный вирус стремительно разгоняется по планете, нарушая любые границы и меняя привычный уклад людей, заставляя их приспосабливаться к абсолютно новой — некомфортной, а зачастую просто страшной — реальности.
Согласно данным Университета Джона Хопкинса, по состоянию на 15.15 мск 26 марта число зараженных новым коронавирусом в мире составило более 487 тыс. человек, умерли 22 030 человек. Более 117 тысяч — победили болезнь.
И хотя сейчас никто не может точно сказать, когда человечество справится с убийственной напастью, многие уже гадают, каким будет этот мир после пандемии Covid-19.
Президент Турции Реджеп Эрдоган, к примеру, на днях высказался на этот счет, заявив, что «мир после этой эпидемии уже не будет прежним». Он считает, что наступает новая эпоха коренных изменений «в глобальном экономическом, политическом и общественном устройстве». Эту же мысль он повторил во время проведения виртуального саммита G-20. Эрдоган призвал страны отказаться от протекционизма и односторонней политики перед лицом пандемии.
До этого турецкий лидер обвинял Запад в том, что он оставил пострадавших «на произвол судьбы» и поступает по принципу «кто сможет, тот пусть выживает».
О том, что пандемия коронавируса ускоряет геополитические изменения, пишет и крупнейшая шведская ежедневная газета Dagens Nyheter. Причем, в ее трактовке, это как раз те изменения, которые помогут Китаю и России стать ведущими мировыми державами, в то время как США так и будут цепляться за свое «Америка, прежде всего».
Пекин и Москва, по мнению экспертов издания, в чрезвычайных условиях действуют более умело.
Будет ли, действительно, мир другим, когда все уляжется, или ничему этот кризис человечество не научит? Этот и другие вопросы «СП» адресовала известному политологу, генеральному директору Института региональных проблем Дмитрию Журавлеву:
— Вопрос терминологически очень сложный. Мы с вами утром выходим на улицу — мир уже поменялся, когда мы дверь открыли. Поэтому все дело в масштабах изменений.
Бесспорно, изменения будут. Будут в области политической психологии. И вообще психологии. Потому что, согнав мир на удаленку, мы его, скорее всего, уже не соберем.
Ведь вся стратегия человеческой цивилизации, она сводится именно к удаленке. То есть, если в 19 веке главной для человека была свобода от государства, то сейчас главное для человека — свобода от человека.
И вот этот идеальный мир, в котором ты сидишь в своей квартире, а тебе под дверь подкладывают еду, это, собственно, то, к чему современная цивилизация стремится. Но ей как-то было неудобно — до коронавируса. Был страх — получится ли? Вдруг мы просто вымрем все физически от голода?
А тут коронавирус показал, что, в общем, так жить можно. Так жить не только хочется, но и возможно.
«СП»: — Но это же, по сути, домашний арест на добровольных началах. Такое существования не может быть для человека комфортным…
— Для того, чтобы понять, что так нельзя жить, так надо начать жить. Идеал пока (в западном обществе, по крайней мере) именно этот — я сам с собой. Я лично — не человек, вообще — есть мера всех вещей. И все, что мне удобно, и есть правильно.
Это — современная концепция либерализма.
Почему классический либерализм был разумен, а нынешний ведет человечество к гибели. Именно поэтому. Не по политическим причинам.
Но есть вторая тенденция, которая идет одновременно с первой в обратную сторону — это усиление роли государства.
То есть, человек от человека отдаляется, а государство к человеку приближается. Поэтому он остается с государством один на один. Ни коллектив, ни общество, ни народ и государство, а я — и государство.
В итоге много интересных вещей может случиться — это если мы говорим о глубинных процессах.
Если мы говорим о тех, о которых говорил Эрдоган (т.е. вопросы развития экономики, векторы этого развития, переносы центра этого развития), то, опять же, здесь процесс идет и так. Все эти торговые войны, все прочие «веселухи», это собственно, и есть проявление того, что реальная экономика ушла в Китай, но формально она пока в Америке.
Так было в начале 20 века с Англией и США, только тогда Америка, условно говоря, была Китаем, а Англия — Америкой.
Потому что все ведь держится на традиции. И это величие Америки — тоже. А крупное потрясение в первую очередь потрясает — извините за каламбур — сами традиции.
Не пробовали американцы в 1905 году проверить Британию «на вшивость» — на крепость. А Первая мировая война — проверила, и выяснилось, что Америка значительно круче.
Сейчас то же самое.
Этот кризис не столько позволит Китаю занять первое место — он его уже занимает, сколько позволит Китаю поверить, что он находится на этом первом месте. А поскольку мощь экономическая Америки, это в основном финансы, а финансы существуют там, где им удобно, а не там, где они приписаны, то вот это все и означает в перспективе, что центр тяжести сместится. Тут я с Эрдоганом согласен.
«СП»: — Какие перспективы у России в этом плане?
— Что касается России, то, поскольку у нас нет таких количественный факторов, которые есть у Китая — нет полтора миллиарда населения, нет дешевой рабочей силы, — то в нашем случае можно сказать, что тенденция не реализуется, а тенденция дает возможность для этой реализации.
Да, когда после кризиса традиционные лидеры ослабнут, появляется больше возможностей для действий. Но в нашем случае, в отличие от Китая, этим возможностям еще надо реализоваться.
Потому что в Китае они реализуются механически — т.е. если всем китайцам дать работу, то на Земле работать будет больше некому.
А у нас так механически система работала в 50-е годы, когда мы шли этим путем. Кстати, в конце пятидесятых у нас был самый высокий за всю историю России прирост населения, и тогда, собственно, вопрос стоял о том — дать каждому высокотехнологичную (по тем временам) работу, и мы всех шапками закидаем.
Поэтому же родился лозунг «Догнать и перегнать Америку!»
Сейчас у нас появляется возможность играть более значимую роль в мировой экономике.
В политике такая роль нам и так дана на очень долго — спасибо Лаврентию Павловичу Берии. Мы остаемся второй (или первой — тут можно спорить) военно-политической державой мира.
А вот в экономике занять то — второе место, которое мы занимали при советской власти, будет непросто. Но кризис дает такую возможность, поскольку неэкономические способы очень ослабнут.
В конечном счете, лидерство старых лидеров — той же Великобритании — держится не столько на экономических успехах, сколько на политической мощи и возможности при помощи этой мощи не позволить вам достигнуть экономических успехов.
И основная задача Америки — не уйти вперед, а не дать уйти вперед остальным.
Да, после кризиса эта возможность не то, что исчезает, но несколько ослабевает, и это даст некоторое дополнительное окно возможностей. Воспользуемся, не воспользуемся — посмотрим…
По сути, что такое этот коронавирус — не как болезнь, а как кризис? Это резкое сокращение коммуникаций. А вот здесь надо смотреть: сокращение коммуникаций принесет пользу? До какой степени.
«Кислее» всего, мне кажется, будет англичанам. Потому что остров вообще не самодостаточен. И, в общем, чем дороже коммуникации, тем им будет хуже. Но они, собственно, сейчас на роль лидера и не претендуют.
Одно время они же вообще коронавирус объявили несуществующим. И очень надеялись, что все как-нибудь само рассосется. Не рассосалось, как известно…
Конечно, наше преимущество в том, что мы при определённых усилиях можем с гораздо большей эффективностью осуществить идею чучхе — я не шучу. То есть, степень нашей самодостаточности, наверное, одна из самых высоких в мире.
«СП»: — При нашей-то неблагополучной демографической ситуации?
— Действительно, демография дает возможность для развития. Чем больше людей, тем больше потенциал развития экономики, потому что у нас подетальная специализация.
Голландия, скажем, ни в каком случае не соберёт самолет — у них на каждую деталь самолета просто граждан не хватит. И даже великие державы Европы не могут производить самолеты по отдельности.
Мы можем. То есть для самодостаточности нас пока хватает.
«СП»: — А что, по-вашему, будет с европейскими институтами? Со всеми этими «демократическими ценностями», которые они так агрессивно привыкли навязывать всему миру?
— Понимаете, удар же по европейским институтам связан не с самим этим вирусом. Коронавирус мог бы усилить эти институты, если бы эти институты были способны на него адекватно ответить.
Крупный кризис всегда усиливает объединительные механизмы, поскольку для борьбы с кризисом нужно объединение. А у них получается наоборот, потому что они очень сильно разочаровались в этих институтах.
Италия ждала-ждала помощи от Евросоюза, дождалась — от России. ЕС ведь не помог.
Естественно, поскольку евроскепсис был всегда — по крайней мере, в той или иной степени, — то сейчас он просто зашкаливать начнет.
Потому что схема у Евросоюза, какая: «мы берем часть вашей независимости, но за это гарантируем некую коллективную безопасность в широком смысле — не только военную. И некие объединения, выгодные для вас. За это вы передаете евроинститутам часть полномочий, которые, которые у вас являются национальными».
Вот теперь, когда пришла страшная болезнь, насчет полномочий все понятно, а где обещанная помощь, никто ответить не может.
Но проблема, надо понимать, не в коронавирусе. Это кризис самого Евросоюза.
Повторюсь: если бы их институты были на что-то способны, кроме как сладко есть и сладко спать, скорей всего, они усилились бы. Этот кризис мог бы дать новый толчок Евросоюзу и сделать его еще более централизованным, если бы ЕС хоть какую-то эффективность показал.
«СП»: — Почему все-таки не показал?
— Знаете, я уже как-то рассказывал о своей поездке в Европарламент. Это Рай земной. Они там не могут работать, поскольку у них мотивации нет — они уже в Раю.
Вся структура евроинститутов такая. Там не надо ничего делать, можно получать много-много денег, да еще тебя на халяву кормят и поят. Это, в принципе, ничем управлять не может. Потому что когда люди живут в сплошном удовольствии, они не будут работать.
Поэтому даже в Бельгии население тихо ненавидит евроинституты. Я видел демонстрации в Брюсселе, участники которых требовали, чтобы эти институты переезжали в какую-нибудь другую страну — если уж совсем упростить лозунги манифестантов.
Теперь, я думаю, что, если хоть одна крупная европейская страна выкарабкается в одиночку (а евробюрократы не могут толком помочь никому), то Евросоюз, как единое сообщество, кончится. Не факт, что его распустят, но реагировать на его существование перестанут, в принципе.
Новости мира: Онлайн-саммит G20 решил, что делать с коронавирусом
Источник: svpressa.ru
